Квинт Лициний 2 - Страница 70


К оглавлению

70

- Томсон Бьюкеннен? - быстро уточнил Карл.

- Да, - коротко кивнул Фред.

Карл и Джордж переглянулись.

- Ну, началось... - недовольно протянул Карл.

Фред молча побарабанил пальцами по столу и посмотрел на него, ожидая продолжения.

- Крокодил Бжезинского... - поморщившись, пояснил Карл

Синти с тревогой переводила взгляд с Фреда на Карла и обратно, пытаясь понять, что меняется для нее.

- И?

- Крокодил - он и есть крокодил. Будет нас жевать... Знаю я людей, кто под ним работал - ничего хорошего. А, раз Бжезинского, то кое-кто в Вашингтоне засомневался в простоте мотивов "Стрельца". Как и я. Консул в Ленинграде - это не уровень Бьюкеннена.

Фред поиграл бровями, обдумывая, потом сказал:

- Все равно ничего не понял. Объясни крестьянину.

- Смотри, назначение Бьюкеннена, - хмыкнув, пустился в объяснения Карл, - это знак того, что наш источник перестали рассматривать как пусть и важного, но лишь агента, и повысили до потенциальной группы влияния внутри СССР, ведущей свою политическую игру. Это идея-фикс Збига: победить СССР без непосредственного использования военной силы, расшатывая их изнутри, на противоречиях между властными группами. Вот зуб даю, следующая инструкция из Ленгли будет из двух слов: "никакой эксфильтрации".

Фред откинулся в кресле, обдумывая. Потом начал размышлять вслух:

- Ну, если посмотреть непредвзято, то такой взгляд на источник по-своему логичен. Я готов рассматривать и под таким углом зрения - как один из возможных вариантов.

- Да, - задумчиво пробормотал Карл, - судя по тому, что Збиг направил сюда своего крокодила, он думает именно так. Хорошо, что мы с Джорджем автономны и консулу не подчиняемся.

Синти тряхнула головой:

- Я одного не поняла: школьника мы ищем или уже нет?

- Конечно! - хором ответили ей три возмущенных мужских голоса.

Вторник, 20.12.1977, ночь

Ленинград, Измайловский пр.

- Соколов...

- Ммм... - я с неприязнью провел пальцем по алюминиевой ложке: опять жирная.

- Ну, посмотри на меня, Соколов... - со страстью сказала Кузя.

Я нехотя поднял на нее глаза. Достигнутый успех ее окрылил: она радостно взмахнула надкушенной сдобной булочкой и наклонилась вперед. Маневр был бы эффективен, будь у школьной формы декольте. А так я скользнул по глухому черному платью безразличным взглядом и опять посмотрел на борщ, раздумывая, вытаскивать отмеченную темными пятнами свекольную соломку или сожрать ее так.

- Соглашайся, Соколов, - она даже шептать умудрялась с придыханием, - представь: только ты и я. А дверь закроем. И можно будет никуда не торопиться...

- Наташа, не буди во мне зверя, - процедил я. Ей все-таки удалось расшевелить мое воображение.

- Ну, подумай сам, - она эффектно прижала ладонь к груди, - никто не будет знать мое тело так, как ты - и вдоль, и поперек, и снизу-вверх...

Сидеть отчего-то стало неудобно, и я заелозил на стуле, ища позу покомфортней.

Кузя откусила от булки небольшой кусочек и запила молоком. На верхней губе осталась тонкая белая полоска. Она неторопливо ее слизнула и удовлетворенно хмыкнула, увидев, как дернулся мой взгляд.

Я молча давился первым. Она тоже замолкла, перейдя к капустному салатику, но карие глаза загадочно поблескивали, неотрывно выглядывая брешь в моих позициях. Иногда она чуть заметно улыбалась, удовлетворенно так, словно в моих реакциях удалось отыскать что-то нужное. В такие моменты я начинал нервничать еще сильней.

- Кстати, - небрежно уточнила она, - с меня никто никогда еще мерки не снимал. Я вот даже и не знаю - там раздеваться надо, наверное, да? Ну, что б правильно замерить вот отсюда и досюда?

Она сложила указательные пальцы вместе и дотронулась ими до левого плеча. Потом разъединила, и правый палец плавно заскользил по груди к противоположному плечу, показывая, как, по ее мнению, надо будет производить замеры.

Я скрипнул зубами и отодвинул недоеденный борщ. На бефстроганов с пюре я изначально возлагал большие надежды, но сейчас сомневался, что почувствую хоть какой-нибудь вкус.

Стул рядом скрипнул, принимая еще одного едока. Белый бант, белые отутюженные манжеты, белые гольфики...

- Она опять мешает тебе обедать? - строго сдвинув брови, спросила Мелкая.

Я задумчиво изучил ее диету: опять те же самые четыре куска хлеба, стакан чая и ватрушка с яблочным повидлом.

- Да, развлекается за мой счет, - кивнул в ответ.

Мелкая вперила угрожающий взгляд в Кузю, а потом негромко уточнила у меня:

- А чего хочет-то?

- Ой, мелочь, - радостно оскалилась Кузя, - да тебе еще рано это знать. У тебя ж стадия молочной зрелости: ни на что путное не годна. На беспутное, впрочем, тоже.

Мелкая сцепила под столом подрагивающие пальцы и молчит, глядя в стол. На смуглой коже румянца почти не видно.

- Не трогай ее, - говорю я Кузе серьезно.

- А то что? - заинтересовалась та.

- Просто не трогай.

Мелкая смотрит с благодарностью, словно не сама только что влезла меня защитить.

- Ай, да и ладно, - отмахивается Кузя, - не буду.

И тут же, словно ее шилом в зад кольнули, наклоняется через стол к Мелкой:

- Подруга, а, давай, я тебе потом на ушко нашепчу? Что от него хочу?

Та поводила тонким пальцем по столу, рисуя какой-то узор, и вдруг сверкнула белозубой улыбкой:

- А у нас так бывает... Ну, когда у подруг один мужчина. Бабушка рассказывала.

Мне становится душно и жарко, приходится ослабить галстук.

- Это клёво, - жизнерадостно соглашается Кузя, - давай тогда селфи сделаем. Втроем. Дюха, не стесняйся, доставай свой гаджет.

70